Нечаянный сервиз
Коллега моей мамы, одинокий мужчина лет пятидесяти с гаком, за долгие годы пространствовавший туда и обратно по всем маршрутам внутренней эмиграции, как-то раз сказал ей про этот город: «Провинция бывает только в голове, Ирочка!»
Так он утешал себя битые десять лет, пока не сменил внутреннюю эмиграцию на внешнюю, а сеансы самовнушения на попытки перебраться то в Нью-Йорк, то в кибуц в окрестностях Иерусалима. Где-то там между Штатами и Святой Землей он и обрел свой дом, навсегда исчезнув с горизонта. А его слова остались и врезались мне в память.
Эта фраза — первое, что приходит мне на ум, когда меня просят сказать что-то о Краснодаре. Оправдывая город, она перекладывает ответственность за его несостоятельность на плечи жителя, а точнее — прямо на его голову. Это очень снисходительный к месту и требовательный к человеку подход, и лично я с ним не согласен. Голова головой, но иногда человеку нужен город — недаром наш герой (кстати, архитектор-градостроитель) в итоге прекратил кривить душой и сделал выбор.
Краснодар — место на редкость бестолковое. Знаете это чувство, когда оказываешься в гостях (намеренно ли, случайно), и вся посуда на столе — из разных наборов? Одна ложка с ручкой-капелькой, другая родом из банки с кофе, на третьей выгравировано «Дарина». Вполне возможно, что в некие моменты и в некоем контексте такая эклектика вызывает ощущение уюта. Вполне возможно; но, обычно, это признак неустроенности быта, признак того, что здесь давно и системно что-то не так.
Так же обстоят дела и с Краснодаром. Тут есть одна улица, причем никак не собирающаяся в ансамбль. Тут есть несколько уникальных и удивительных зданий — и по числу их столько же феноменально уродливых построек. Несколько интересных публичных пространств — и несколько бездушных и фальшивых заведений. Несколько значимых культурных явлений и персоналий — и тонны культурного официоза. И все это — порознь, в несочетаемых комбинациях, изредка и эпизодично.
Есть города, в которых такой пестрый набор чашек-ложек-вилок столь велик и обширен, что хаос превращается в своего рода систему. Но не здесь. Посудной лавки не получится, слона выгуливать негде — товару очень мало.
Как же это вы так мелко, Иван? Сравнили город с кучей посуды? Простите, но других сравнений сегодня не нашлось. Громоздкую и неочевидную метафору я измыслил.
Но вот и искренние слова — слова любви. Я очень люблю вас, мои случайные попутчики, все те, с кем мне повезло встретиться в этом милом чистилище.
Талантливый аниматор М., с которым начинался наш первый бизнес — пусть он в конце концов и перестал быть нашим. И. – мой терпеливый партнер по нынешнему бизнесу. Истинный друг, чуть было не отбывший с концами в засекреченное НИИ, — товарищ Л. Невероятно точно ощущающая картину этого извращенного мира В. Эксцентричный и самовлюбленный, но такой родной мне О. Прямая и восторженная З. Я не буду пытаться собрать алфавит прямо здесь, но такое чувство, что с этим проблем не будет. Спасибо вам, что вы есть.
Иван Куккоев
Издержки воспитания
Одним жарким декабрьским днем десять лет назад я приехал в Краснодар. Там, откуда я родом (Йошкар-Ола), слова «жаркий» и «декабрьский» стоять рядом не могут. В литературе этот прием называется греческим словом «оксюморон» и считается дурным тоном ровно с момента основания Краснодара. Однако, меня воспитывали в строгости, и с тех пор к дурному я испытываю необъяснимую тягу. Неудивительно, что я решил остаться.
За прошедшие десять лет я обнаружил, что удовлетворить свою потребность в «дурном» здесь нетрудно. Краснодар, город на правом берегу Кубани, южная столица (число церквей – сорок одна, количество кондиционеров превышает количество жителей), словно весь состоял из несочетаемого.
Узкие улицы и поток машин, ежедневно выливающийся на них. Задницы, торчащие из окон маршруток, и пустые троллейбусы. Громыхающие трамваи Усть-Катавского завода, больше похожие на боевые машины пехоты, и километры заборов единого образца из металлопрофиля. Немногочисленные исторические здания центра и наружные блоки систем кондиционирования, висящие на них. Огромные новые районы и советские поликлиники на первых этажах и в подвалах зданий.
Город стремительно рос. В погоне за столичным обликом число торговых центров быстро превысило число кованых крылечек, на каждом из которых была выбита надпись «1905 год». Эти крылечки изредка встречались на тесных старых улочках и всегда нравились мне больше, чем крутящиеся входные группы моллов.
Я гулял по Красной по выходным, наблюдая, как со всех сторон её обступают стеклянные многоэтажные сараи, которые по недоразумению называются архитектурой. Когда вместо реставрации арки с рабочим и колхозницей в Чистяковской роще, посреди бульвара на Красной построили новодел, мне пришлось бежать. Я бежал из центра на окраины, в спальный район. Я жил на седьмом этаже три года и смотрел, как у меня под окном строят дорогу. За это время дорога так и не появилась, зато район вырос вдвое. В местной школе количество классов опасно приблизилось к концу алфавита, а Северным мостам предложили дать имя. Против этого трудно было возражать.
Одной тягой к дурному уже трудно было объяснить то, что я до сих пор остаюсь тут.
Город, не созданный для комфортной жизни, оказался невероятно уютен. Среди названных уничижительной кличкой «кубаноид» местных жителей я встретил прекрасных людей. Душный влажный воздух наполнялся морской свежестью…
И когда посреди долгой пешей прогулки по столице от метро ВДНХ в сторону Останкинского пруда, я оказался в полной растерянности с трамваем, громыхающим над головой, меня осенило. Если бы Краснодар был женщиной, мне не нужно было бы искать объяснений. Но Краснодар – город, а я счастлив жить в нем.
Игорь Шерстнев
Этот город принимает не всех
Когда выходишь из самолета, останавливаешься на верхней площадке пассажирского трапа, и делаешь первый вдох, мозг успокаивающе реагирует на этот вязкий, теплый кисель, который наполняет легкие: «Всё нормально! Ты дома!».
В последнее время, к сожалению, удается все реже прилетать, приезжать, обнаруживать себя в этих закоулках, буквально напичканных воспоминаниями, яркими, как одежды артиста шапито. Такова данность, для меня — ренегата, москаля, и ушельца.
Пуще москвичей, в Краснодаре не любят тех, кто насовсем уехал отсюда в Москву… Ну, как — не любят?.. Не то чтобы люто ненавидят, но по исторически сложившейся традиции демонстрируют эдакое высокомерное снисхождение, как бы наигранное в театральном кружке. Я эту игру знаю и принимаю с благодарностью. В ней тоже, как на поверхности ограненного камешка — капля Родины: «Ну, шо? Прыехал?.. Ну, давай, доставай из рукава своих столичных чёртиков! Удивляй!»…
В былые годы, когда учился в Омске или жизнь таскала по Сибири и Уралу, часто приходилось слышать от разных людей: «Да, там у вас народец кошмарный! Одно слово — хохлы!». Ну, что тут сказать? Просто так повелось на Руси, что иронии не понимают. Не принимают того проникающего, изучающего взгляда после непроизвольной мелкой провокации, которая в крови практически у каждого кубанца. Мы сначала проверяем человека «на вшивость», а потом уже дела ведем, да пируем с ним. И уж, точно, если подрались с кем, то через пять минут за один стол не сядем продолжать, ибо попранная наша гордость дороже всякой снеди. И потом, дальше — наше расположение заслужить еще надо!
Все эти слова о людях — не пустое кокетство, это — традиции, растворенные в коренных жителях, потомках тех, кто в прежние времена вынужден был созидать и поднимать этот край в условиях перманентной войны, никому не доверять, и гордиться каждым кавуном на своем огороде.
Однажды в Оренбурге я услышал рассказ человека о том, почему он переехал жить именно в Оренбург, и у меня вызвали усмешку его слова: «Предлагали мне и в Краснодаре работу, но я выбрал Оренбург, потому что это русский город». Ничего не хочу сказать плохого об Оренбурге, но, на минуточку: город в котором мечети через каждые два квартала, который на две трети населен казахами и татарами, как-то трудно назвать русским. Российским — да, но не русским по своей атмосфере… Русские это — Коломна, Рязань, Владимир, Сергиев Посад… А Оренбург, как и Краснодар, — это казачий форпост России, а форпост всегда пестр, неоднозначен, в чем-то непредсказуем и одновременно консервативен.
Таков Краснодар. Таким был, таковым он и остался по сей день, хотя давно перестал быть городом только продолжателей рода Бурсаков, Головатых, Варивод, Пятигор, Калюжных…
Я знаю, многие ныне живущие в Краснодаре часто иронизируют и даже посмеиваются, глядя на марширующих по улице Красной казаков в черкесках и папахах, но я считаю, что это очень круто и самобытно. Вот как хотите! Больше скажу: это — интересно и ярко по европейским меркам. Именно так! Да! И улицей Красной горжусь, что бы там ни говорили. Особенно ростовчане: «Ну, станичка… Чё?». А хоть бы и станичка! Почему этого нужно стесняться, и рефлексировать? Кому-то этого провинциального комфорта уже вовек не собрать!
Конечно, город уже давно перерос себя и не справляется с огромным потоком машин, обилием тропических ливней и демографическими процессами оживленного географического сплетения направлений. Работы непочатый край! Городу нужны не просто ремесленники, ему катастрофически нужны зодчие с широтой творческого мышления, способные философски понять, переосмыслить местную городскую среду, для того, чтобы поднять ее на необходимый современный уровень. Так было, когда на протяжении XIX века застраивался центр. И эта жажда ренессанса, она не просто повисла в воздухе, ее подспудно понимают даже те, кто обременен по долгу службы заботиться об архитектуре и городском хозяйстве. Вон сколько фонтанов понатыкано, стекла и бетона, на фоне ЖАКТовских тупиков, с выгребными ямами и нелегально подведенными коммуникациями! Однако, уважаемые! Спонтанно возведенные гидротехнические сооружения и однообразие заборов на магистральных улицах — это, мягко говоря, не совсем то! Как-то умудрялись наши предки строить со вкусом. Почему бы не взять и не появиться новым архитекторам Талалаю и Мальгербу? Где новое поколение Шардановых?.. Не верю, что в Краснодаре таковых нет! Бездна талантливых людей! Бездна!!! Просто эта привычка имеющих власть и «рэшаюших уопросы» смотреть через лорнет на любой нестандарт, и поистине кубанский размах куркулеватости, вынуждают очень многих махнуть рукой и найти себе применение где-нибудь в другом месте. Остаются, возможно, лучшие и самые терпеливые, но и им не всегда фартит.
Стоит ли выбирать Краснодар для постоянного проживания? Со всей ответственностью заявляю: жить в Краснодаре — кайф! Другое дело, что этот город принимает не всех. Он не любит холодных, расчетливых, и считающих остальных дураками. Извините мой французский, тут своих хитрозадых хоть пруд пруди! Это вам не Московский вавилон, здесь нужно обладать душой. И не Питер с вечной закомплексованностью культурной столицы — сами с усами, и когда понадобится явить утонченность и эстетику, их есть тут, если поискать. НО! «Мы бохгаты, как никто!»; «Мы умны и правильнее правильных»; «У нас тут усэ е!»; «Мы тут летом по абрикосам ногами ходим»… «Поэтому не учите нас жить!».
Что такое Краснодар лично для меня? В первую очередь — это детство. Улицы, утопающие в цветущих деревьях; чехонь, пойманная на закидушку под Яблоновским мостом, плотный ряд скворцов на нулевом проводе линии электопередач по Новокузнечной; это парикмахерская на улице Щорса, в которой, как и тридцать лет назад, работают все те же, и армянин Сережа, отменный мастер, только изрядно поседел… Это — старая Покровка с Карасунами и улицей Садовой, на которой некогда и заканчивался город. А многое уже безвозвратно стерто, и это грустно.
И все же, и все же, блажен тот, кто любит! Поистине, красив тот, кто беззаветно предан этому городу! Каюсь и склоняю голову перед вами, земляки, среди которых много друзей моих и близких мне людей, ибо вы и есть настоящее сердце и душа Краснодара! Это вы — кровяные тельца огромного организма, дающие ему кислород, краски жизни, перспективы и надежды на вечную молодость (для города это важно). Это вы те, на чьих плечах лежит хроническая недостаточность элементарного городского комфорта, и чья фантазия и душевные порывы создают неповторимое ощущение мягких объятий и красоты переживаемого момента.
А я — что?.. Я приеду. У меня тут всегда дела. Маму проведать, могилки поправить, горилки попить в душевной компании… А может, и останусь когда-нибудь насовсем. Мне тут хорошо. Правда!
Игорь Марков
Весной он влюблён в других, осенью — в себя
Если о нем рассказывать, особенно друзьям из других городов, приходится обходиться без фотографий. Ну или почти без них. Менее пейзажного города мир не видел, кажется. Простите, ребята, это город без горизонта. Если, конечно, вы не один из тех, кто умеет проникать на закрытые крыши многоэтажек и делать там селфи с закатом, снимать виды ой-красиво-огонёчков, людей-муравьев и машин-жуков. Зелень, старый центр — как десятки старых центров… а, вот ещё и платаны. Видов в Краснодаре раз-два и обчелся. Разве что чуть-чуть набережной, Мост поцелуев, зацелованный каждым фотографом и, простите ещё раз, вид сзади. С огородов. И как его к реке ни разворачивай, а он пятится, пятится назад, растягиваясь по бывшим полям.
Если о нем рассказывать, он не укладывается в регламент. Нижний Новгород, к примеру, укладывается, хоть та ещё эклектика. «Вот наша Волга — красота, ширь! Вот кремль. Старый центр. Вот промзона». Хабаровск укладывается. «Вот наш Амур. Старый центр. Памятники, новые, здоровские. Промзона. А вот нас опять затапливает». Рассказ о Краснодаре может тянуться, как наша августовская сиеста, — с девяти утра до заката.
Он любит покрасоваться, но не сказать, что умеет это делать. Поздней весной и ранней осенью он хорош, как деревня, перенесённая шутки ради в центр Парижа. Белая пена цветущих деревьев. Романтичные кучи облетевших листьев и солнце, как белое вино. Весной он влюблён в других, осенью — в себя. Летом в нём можно жить только ночью, зимой… даже не знаю.
Это город, где все — от частных халуп до частных дворцов — пиратски подключены к ливневой канализации, сливаемой в многострадальную Кубань, и не чешутся. Где вырубают и вырубают деревья. Где, несколько раз выйдя в девять вечера на остановку общественного транспорта, в итоге решаешь освоить спортивную ходьбу, а странные застройщики строят в таких местах, что народ митингует целыми районами.
Иногда он кажется вавилонской блудницей — смешение кровей, языков, неуместный пафос памятников, местечковые амбиции, «Богато живёте!». Иногда — базарной тёткой: семечки, казаки с нагайками на рынках, «Ой, стыдоба ваша выставка, закройте!». Иногда — студенческим парком: велосипедисты, подрезающие скейтбордистов, роллеры, обгоняющие бегунов, йога на газонах, летние кинотеатры на траве…
Он очень разный.
И он, определённо, резиновый. Садишься в вызванное такси и слышишь «Дорогу покажете? Я первый день в вашем городе…» или «А я из-за Урала… Переехал, сидим как-то с друганом, дождь вторую неделю, скучно, делать нечего, погода — козёл. Решили покататься. Выезжаем — девушки ходят в коротких платьях, парень какой-то танцует посреди улицы… лето! В октябре — лето!».
Он нравится тем, кому всю жизнь не хватало солнца, и раздражает тех, кому уже хватило раскалённого плавящегося асфальта.
Но это город-портал.
Делаешь из него шаг — и ты уже в другом мире, в другой стране, другом пространстве. Садишься в поезд, электричку, автобус, машину — свою, чужую, пойманную за хвост на трассе: не важно, всё равно час-другой — и тебя вынесет из портала в другом измерении.
Выходишь. Дышишь, дышишь, не можешь надышаться. Горы. Они тебя ждали. Бегут навстречу ручьями, роняют в ладони водопады, выстилают мягкий мох под тенью упрямых старых деревьев, которые у пышных молодых лиан никак не получается задушить. На вершине чувствуешь себя орлом. По пещере идёшь на цыпочках, с ощущением, что скрываешься от саблезубого тигра. Сидишь вечность у древнего дольмена, медитируешь — кто построил, зачем? Почти в трансе — тебе уже мерещатся странные ритуалы, обрёченные на жертву свирепым богам девы… Видишь, как компания муравьев деловито тащит внутрь мегалита красавицу-бабочку… озаряешься — да холодильники это, наверняка! И крышка тяжелая, чтоб по ночам не жрать. Сверху смеётся какая-то птица, ей вторит другая, тонко, заливисто, где-то от хохота падает с дерева белка, и вот уже смеётся весь лес, и ты вместе с ним. Потому что вечером, у костра, ты расскажешь о своём озарении друзьям, и они будут смеяться тоже, счастливые, близкие, близкие совсем иначе, чем в городе.
Выходишь. Задыхаешься — пыль, ветер, простор. Степь. Зелень и золото. Лоскутные ковры. Тополя, как старинный оптический телеграф, показывают друг другу то, что ветер наболтал. Трактор едет отсюда и до обеда. Коровы на обочинах. Им лениво отходить, бока тёплые, взгляды как с подиума — равнодушие в обрамлении пышных ресниц, любая тушь от зависти усохнет. Сзади, от ближайшей станицы, гогочет и кукарекает, по бокам — васильки, маки, ковыль и то, чему ты, городской, и названий не подберёшь. Впереди дорога в такую бесконечность, что сразу понимаешь — ничего ты не знаешь об этом мире, ничего не видел. И хочется пойти узнать. Всё что можно и особенно — что нельзя. Дорога заманивает — может, вот за тем холмом? Или вон за тем курганом? И хочется сразу — во всех направлениях, ведь это всё равно будет — вперёд.
Выходишь. И забываешь дышать. Море. В безлюдье приходят дельфины. Близко-близко. Они уже загнали рыбий косяк, уже поужинали, им интересно. Кто ты, существо? У тебя две смешные ноги вместо хвоста, дурацкая голова с коротким носом, ты плаваешь как упавшая в воду стрекоза, ты вообще умеешь плавать? А что ты умеешь? Вот так умеешь — высоко подпрыгнуть и обратно в воду, без всплеска? Раз, два, три, ну же! А так быстро — вот я тут, а вот уже здесь, можешь? Играть, играть, играть! И потом туда, к закату, поплыли?
На закате нагретый за день берег возвращает тепло. Пригреешься на камнях как ящерица, замрёшь, и время замирает.
Ночью звёзды можно с неба стряхивать. Огромные, пригоршнями. Или лететь к ним. От себя. От привычного себя.
Кто не видел море в грозу — никогда до конца не поймет страсть. Не видевший зимнего, штормового — не знает настоящей силы.
Где на побережье безлюдье? Не скажу. У каждого местного есть такой секрет. Сами ищите. У моря особенно остро понимаешь, что каждый сам должен найти своё место в мире. Главное — узнать портал…
Из этого города выходишь легко, налегке. Всё нужное ты возьмешь там — на той стороне портала.
И по сути он прост, как окраина, уходящая в степь. Он за тебя не цепляется. Не держит деньгами как Москва, не подсаживает на иглу интеллектуальных неврозов как Питер, не погружает в средне-русскую безысходность «Дубинушки», как какой-нибудь… впрочем, о средней полосе или хорошо или никак. Краснодар тебя не держит. У него таких как ты много, ты не очень-то ему нужен. Разве что всплакнёт в три капли, когда ты садишься в поезд или швырнёт в лицо своими частыми степными ветрами листья и песок — за то, что поздновато вернулся из лета. Это город-портал.
Может быть поэтому из него так просто уезжать. И хочется возвращаться.
Мария Петелина
Для меня Краснодар — город слишком ярких контрастов
Когда читают туманные рассуждения о городе, в котором живут, априори рассчитывают на прекрасную оду из весомого количества символов. В эту улицу я влюблена, без этого заведения жить не могу, а климат так вообще – мечта. И море, главное – море есть. Завершить так и вовсе подмывает чем-то вроде «лучший город на Земле» с тремя восклицательными.
Сегодня мой текст попал в компанию, где авторы про Краснодар отзываются с теплом, любовью и трепетом. И, честно признаться, ему тут немного не по себе.
Для меня Краснодар – город слишком ярких контрастов. Таких, от которых в глазах рябит и начинает пошатывать, если очень долго рассматриваешь. Ощущение двоякое: очень красиво. Но в тоже время что-то не так. И парадокс заключается в том, что «не так» объяснить бывает трудно, ты просто чувствуешь. Можно резко осознать на улице Красной, во время очередного блокбастера, в Чистяковской роще и даже в собственном коридоре. Может, это внутренняя ворчливость или ситуативный дискомфорт накапливаются потихоньку, вызывая неоднозначные эмоции?
Безусловно, чувство благодарности к Краснодару у меня есть. Он за последние лет пять слишком резко поменял мою жизнь и много чего заставил сделать. Он мой персональный психотерапевт, правда, с варварскими методами. Как там говорят, если есть страх – иди к нему на встречу и борись. В Краснодаре от личных страхов я старалась убежать, но всегда сталкивалась лицом к лицу. По классике жанра, приходилось брать очередную неприятную для меня эмоцию за руку и пытаться наладить дружеские отношения. Иногда получалось через себя, а бывал и жуткий восторг и чувства прямо-таки через край.
Краснодар вырабатывает, особенно у приезжих, разные черты характера: сочувствие, гордость, тоску, иногда зависть. Их можно подхватить от всего: рассказа о хаски, над которой жестоко издевался человек, истории победы паралимпийца, в конце концов нового DiscoverSport соседа по лестничной клетке. От переизбытка эмоций спасает лишь их правильная концентрация: когда всего в тебе ровно столько, сколько нужно для комфортного пребывания в Краснодаре. Они должны мотивировать и не превратить тебя в злобного ворчливого персонажа, способного исключительно поливать проливным дождем негатива успехи малознакомых/знакомых людей.
Этот город как преподаватель для меня – хорош. Он прекрасно дополняет университетские пять лет обучения, есть одно «но»: только на каникулы не отпросишься.
Виктория Кирилишина
У меня хронический краснодарит
Если бы я верила в реинкарнацию, я бы с уверенностью сказала, что прошлую жизнь провела в Краснодаре. Настолько я им пропитана. Часто, забредая в новое место, я думаю: «Как все знакомо. Я вроде уже здесь была». Да, определенно я бы прожила эту жизнь здесь. Причем работала бы каким-нибудь водителем трамвая. Ну, разумеется! Именно поэтому меня так всегда тянет в трамвай. Непреодолимое чувство. Я бы, наверное, задорно объявляла остановки. Может даже пыталась бы шутить. И даже, если бы было не смешно, пассажиры все равно бы смеялись. С водителями трамваев всегда так.
А может Краснодар просто похож на мой город Грозный из детства: поющие фонтаны, многоэтажки, трамваи. Отсюда и постоянное дежавю. Я потеряла все это на 18 лет, пока жила в маленьком Гулькевичи. Там было хорошо, но слишком тесно.
Кстати, про многоэтажки – я их просто обожаю! Эти гигантские новенькие коробочки со светящимися ночью окнами-глазами! А внутри, как по венам, по этажам бежит жизнь: тысячи семей со своими судьбами. Люблю и старые постройки с их загадочными подъездами, советскими арками и бабулечками у подъездов. Разговаривать с ними – большое удовольствие.
Уж насколько я люблю людей – про это и говорить нечего. А в Краснодаре их вон сколько! И я их как будто всех знаю. Здесь люди очень быстро становятся родными. Три года живу, а как будто сто лет.
Я не люблю Краснодар. Я им больна. Подхватила вирус еще в студенческие годы, а сейчас у меня определенно хронический краснодарит. Даже стихи ему пишу иногда.
В далекой провинции тишь да прохлада,
Но этого ль в жизни мне искренне надо?..
Уехать! Туда, где энергия пышет,
Где город кипит, улыбается, дышит!
Я столько не видела в жизни движенья,
Ученья, свечения и приключенья.
Здесь будто волчок завели в центре города,
И солнца лучами все накрепко сколото.
Он дышит как лев, утомленный охотой,
Довольный при этом своею работой.
Он как скорый поезд — торопится, мчится,
Как будто должно что-то скоро случиться.
Раскинув пошире свои магистрали,
Энергией кормит больные трамваи.
Фонтанами брызжет, стучит поездами,
Церквями ликует, чарует огнями.
Живет старина здесь бок о бок с прогрессом,
Здесь камень домов с рядом мягкостью леса…
Порою суров, но он послан мне в дар,
Совсем не чужой уже — мой Краснодар.
Наталья Баранова
